к мосту. И пастыри при помощи настойчивых тычков шестами заставляли их поворачивать в нужном направлении: к пешеходной дорожке.

— Надвинь капюшон пониже! — велел Ивар. — Главное, чтобы они не увидели наших лиц. Прости, что я потерял сумку твоего дедушки!

— Да помолчи ты! При чем тут вообще сумка?

— Если б у нас оставались деньги, мы могли бы купить себе новую одежду. Тогда у пастырей было бы меньше шансов опознать нас.

— Да кто они такие — эти пастыри? — Настасья забыла даже, что сама велела своему другу молчать.

— Мама рассказывала о них — по секрету. В её госпитале…

Договорить он не успел. Настил пешеходной дорожки, по которой они шли, задрожал и словно бы даже загудел. И Настасья не стала больше глядеть назад. И без того было ясно: безликих начали загонять на мост.

Ивар тоже всё понял.

— Пошли, и не оборачивайся больше! — Он снова сжал её руку — повлажневшей от пота ладонью. — Если на мосту провалы, нам нужно смотреть под ноги.

Луна светила ярко. Да и, к тому же, мост освещали уцелевшие фонари и красные сигнальные огни — призванные обеспечить безопасность проходящих судов (которых, правда, той ночью не наблюдалось вовсе). Так что темные пятна провалов Ивар и Настасья заметили еще шагов за десять. Не сговариваясь, они подались влево: к огражденью дорожки, отделявшему её от нижнего уровня моста, по которому не проезжало ни одной машины. Прижавшись к поручням спиной, они стали бочком пробираться мимо провалов, временами возвращаясь на сам настил — в тех местах, где он оставался целым.

— Нам нужно идти быстрее! — всё время повторял Ивар. — Плохо, если они просто разглядят нас. А уж если поймают…

И Настасья даже не спрашивала, что именно произойдет с ними в этом случае. Они и без того двигались настолько резво, насколько могли. Однако — недостаточно резво. И, когда позади них началось действо, они оказались слишком близко от него. Так что разглядели все его детали.

2

Настасья с Иваром услышали громкий всплеск далеко внизу. И остановились — почти против своей воли. Они как раз обходили повреждение в настиле дорожки, пробивавшее всю конструкцию навылет, и, когда поглядели сквозь него на реку, сразу поняли, что произошло.

Несколько сероватых тел в изорванной одежде еще плавало на поверхности воды. Но расходящиеся пузыри ясно показывали: еще больше оказалось (безликих) тех, кто уже шел ко дну.

— Пастыри — они знают, как вода действует на безликих? Знают о ложной декомпрессии? И потому их и топят? — спросила Настасья; она была слишком измучена и слишком близка к догадке с самого начала, чтобы удивляться или возмущаться.

— Как правило — да, — сказал Ивар. — Идем!

И они, прижимаясь спинами к парапету пешеходной дорожки, приставным шагом двинулись дальше. Вот только — всплески, доносившиеся снизу, всякий раз заставляли их вздрагивать и замирать на месте. Настасья даже уверилась в том, что до них долетают брызги речной воды — всякий раз, когда очередная безмолвная группа срывается вниз. Но это, конечно, была уже чистая фантазия. А вот что фантазией не было — так это убывающее расстояние между ними и овцами. Хорошо, хоть сами пастыри пока еще на мост не выходили. Настасья видела: она продолжают трудиться у входа на пешеходную дорожку, направляя безликих своими (пастушескими палками) шестами.

Настасья с Иваром видели: безликие идут ко дну безмолвно и бездвижно, словно манекены. И это сходство с манекенами отчасти обмануло их обоих — заставило позабыть правду. Так что они оказались не готовы к тому, что произошло дальше.

После короткой перебежки они добрались до очередной бреши в настиле — не слишком обширной, но расположенной рядом с поврежденным ограждением дорожки. Наверное, кто-то из велосипедистов потерял управление и врезался в него, выломав несколько секций.

— Я пойду первой и буду держать тебя за левую руку, — сказала Настасья.

И они пошли — медленно, почти движком, глядя всё время вниз. Очередная группа безликих незадолго до этого свалилась в реку. И некоторые — кто еще не успел утонуть — проплывали теперь прямо под беглецами. Сероватая кожа трансмутантов окрашивалась в кровавый оттенок сигнальными огнями моста, и большинство из них плыло спинами вверх. Большинство — но не все.

Безликие мужчина и женщина качались на воде рядышком. Возможно, это были муж и жена, возможно — мать и сын. А, может, они были друг для друга посторонними, и вместе их свело лишь усердие добрых пастырей. Но только — они оба плыли с открытыми глазами.

Так Настасья впервые увидела взгляд безликих.

Когда-то в детстве у неё была книжка со сказками саамов — дедушка подарил. Книжка была красивая, с цветными иллюстрациями. Но девочка не потому её запомнила. В тех сказках саамы боролись с многочисленными врагами, и самым страшным из них была чудь белоглазая. Но на картинках в книжке эти самые чудины изображались с глазами обыкновенными, не белыми, и вся причудливость их облика ограничивалась рогатыми шлемами на головах.

А вот у тех двоих, что плыли сейчас по Даугаве, глаза обладали самой настоящей, подлинной белизной. Даже расстояние до реки не могло этого скрыть. Радужная оболочка в их глазах отсутствовала полностью, совсем. Но черные точки зрачков на белой склере глаз всё-таки проступали. И Настасья даже не удивилась, когда взгляд обоих плывущих — предсмертный? посмертный? — вдруг остановился на них с Иваром. Взгляд — совсем не бессмысленный; каким-то образом эти лишенные радужек глаза отображали и ужас, и мольбу, и отчаяние, и гнев.

«Они как будто из ада глядят, — подумала Настасья. — Знают, что спасения не будет, но всё равно умоляют их спасти».

И, должно быть, Ивар тоже прочел то же самое во взглядах будущих утопленников. Он подался назад, отпрянул от провала, сквозь который они смотрели вниз. И его мокрая от пота ладонь выскользнула из руки Настасьи. Девушка охнула и потянулась к нему — снова схватить его за руку. Тут-то и появилась она: белая, с черной каймой на крыльях, с тонким и острым клювом. Она возникла ниоттуда-ниотсюда — эта чайка. Настасья вообще всегда думала, что чайки должны спать по ночам, но, как видно, ошиблась.

Ивар при виде птицы вскрикнул — тоненько, почти по-детски. И замахал левой рукой — словно бы стремясь злополучную чайку отогнать, хотя она и так пролетала метрах в двух, не меньше. И — да: чайка скорректировала траекторию свою полета. Сделав неширокую дугу, она облетела их с Иваром, и Настасья не столько услышала, сколько ощутила облегченный вздох своего названного жениха.

Он